Одним из самых громких событий уходящего года стало убийство 19 декабря 2016 года в Анкаре посла России в Турции Андрея Карлова. Застреливший посла в спину Мевлют Алтынташ кричал, что мстит России за Алеппо. В последний раз с убийствами дипломатов наша страна сталкивалась в 1920-е годы.
О том, как и кем они организовывались и как боролось с ними Советское государство, рассказывает директор фонда «Историческая память» Александр Дюков, пишет Life.
Убийство в Лозанне
Первый акт террора против советских дипломатов произошёл вечером 10 мая 1923 года: полномочный представитель Советской России в Италии Вацлав Воровский был убит выстрелом в спину в ресторане гостиницы «Сесиль» в швейцарском городе Лозанна у северного берега Женевского озера.
С ноября 1922 года в Лозанне проходила международная конференция, посвящённая выработке условий мирного договора с Турцией и условий прохода кораблей через черноморские проливы. Вопрос о проливах был для России вопросом безопасности — и потому советские представители настаивали на закрытии проливов для всех военных кораблей. Западные страны с подобным предложением были не согласны. Министр иностранных дел Великобритании лорд Джордж Керзон рассматривал советские предложения как попытку превратить Черное море «в российское озеро». С британским министром был согласен посол США: американские военные корабли должны иметь возможность «осуществлять свои мирные цели повсюду, где бы ни находились граждане и торговые суда США» (как видим, риторика Вашингтона ничуть не изменилась за прошедшие сто лет).
До февраля 1923 года дипломатическую делегацию, отстаивавшую российские интересы в Лозанне, возглавлял нарком иностранных дел Георгий Чичерин. Потом в работе конференции был сделан перерыв на несколько месяцев; когда в конце апреля 1923 года работа была возобновлена, советскую делегацию возглавил полпред Воровский. Поляк и русский революционер, левый интеллектуал, многие годы живший в эмиграции и владевший практически всеми европейскими языками Воровский был одним из выдающихся советских дипломатов, умело защищавшим интересы страны. Организаторы конференции сделали всё, чтобы затруднить его работу.
— Союзники… просто решили отвергнуть мои доводы и не допускать нас на конференцию, — писал Воровский 9 мая 1923 года. — Таким образом, мы сидим здесь в качестве наблюдателей. Однако нас хотят выжить если не мытьем, так катаньем. В воскресенье заявились в отель несколько юношей с каким-то аптекарем во главе и, объявив себя делегацией национальной лиги, начали было речь о моей позиции по отношению к швейцарскому правительству. Я их не принял… Теперь они бегают по городу, кричат всюду, что заставят нас силой уехать из Швейцарии и т.п. <…> Поведение швейцарского правительства есть позорное нарушение данных в начале конференции гарантий, и всякое нападение на нас в этой архиблагоустроенной стране возможно только с ведома и попустительства властей.
На следующий день после того, как Воровский написал эти строки, он был убит.
Вечером 10 мая Воровский вместе с двумя членами советской делегации, Иваном Аренсом и Максимом Дивильковским, ужинал в ресторане гостиницы. Это был его последний ужин: бывший российский офицер-белогвардеец Морис Конради выстрелил полпреду в затылок, а потом попытался убить оставшихся дипломатов. Эти драматические события впоследствии были подробно описаны в обвинительном акте.
— Конради встаёт, делает несколько шагов в направлении Воровского, держа правую руку в кармане брюк, выхватывает револьвер, целится Воровскому в голову, чуть повыше правого уха, и стреляет. Воровский падает — убит на месте. Убийца стреляет второй раз, в воздух, чтоб напугать других. Аренс, испуская крики ужаса, пытается укрыться за столом и падает. Конради дважды разряжает в него свой браунинг, раня его в плечо и бедро. Тем временем Дивильковский силится разоружить убийцу, схватив его за правую руку, но Конради ударом кулака повергает его на землю и делает в него три выстрела, раня его в правый и левый бок, — читаем в документе.
Убийца сдался швейцарской полиции; следствие установило, что организатором убийства выступил другой белогвардеец, Аркадий Полунин. Именно он избрал в качестве жертвы Воровского, поскольку считал, что полпред «очень даровитый человек, который бы сумел отстоять советские интересы на конференции в Лозанне». Возможно, у преступления были и другие, гораздо более высокопоставленные заказчики — но разбираться в этом швейцарские власти явно не желали. Уже в ноябре суд присяжных оправдал убийц советского дипломата. На это возмутительное решение Москва отреагировала разрывом дипломатических отношений со Швейцарией; восстановлены они были лишь после Второй мировой войны в 1946 году.
Лозаннская конференция окончилась фактическим поражением советской дипломатии: подписанная в июле 1923 года конвенция о проливах установила свободный проход через проливы торговых и военных судов любого государства с незначительными ограничениями. Только тринадцать лет спустя, в 1936 году, на международной конференции в другом швейцарском городе Монтрё советской стороне удалось добиться замены этой конференции на новую, согласно которой военным судам черноморских держав разрешалось проходить через проливы при соблюдении определённых требований, а для военных кораблей нечерноморских держав были установлены строгие ограничения. Конвенция Монтрё действует до сих пор — к немалой выгоде России.
Охота за Чичериным
Жертвой Конради и Полунина могли стать другие, гораздо более высокопоставленные советские дипломаты. За месяц до выстрелов в Лозанне, в середине апреля 1923 года Конради приехал в Берлин и с целью сбора информации посетил советское полпредство и советскую торговую миссию. В его планах была организация убийства либо наркома иностранных дел Георгия Чичерина, либо советского полпреда в Великобритании Леонида Красина. Ещё одной возможной целью был Евгений Беренс, кадровый военно-морской офицер, бывший командующий Рабоче-Крестьянского Красного Флота, в 1923 году участвовавший в работе советской делегации на Лозаннской конференции. Однако в момент приезда Конради в Берлин ни одной из потенциальных жертв там не оказалось и заговорщики приняли решение о совершении покушения в Лозанне.
Это был не первый и не последний раз, когда нарком иностранных Чичерин оказывался в прицеле российских эмигрантов-террористов. Весной 1922 года один из членов руководимого эсэром Борисом Савинковым «Союза защиты родины и свободы» Георгий Эльвенгрен (бывший российский офицер и финский дворянин) возглавил боевую группу, готовившую теракт против советской делегации на Генуэзской конференции. Одной из целей должен быть Чичерин; нападение должно было состояться в Берлине, однако акция сорвалась.
Вторая попытка была предпринята уже в Италии, но заговорщики были задержаны итальянской полицией и высланы из страны. Ещё одно покушение на Чичерина готовилось Эльвенгреном в 1925 году в Париже; о нём советской стороне стало заблаговременно известно из анонимного письма. Благодаря предпринятым мерам безопасности покушение не состоялось.
Любопытно, что ещё в 1916 году всё тот же Эльвенгрен был заподозрен в подготовке теракта против императрицы Александры Фёдоровны и её фрейлины Анны Вырубовой и был за это арестован. Лишь Февральская революция выпустила его на свободу. Советская власть к борьбе с терроризмом относилась гораздо серьёзнее; в 1927 году в рамках операции «Трест» Эльвенгрен был выманен в Советский Союз, арестован и впоследствии расстрелян.
В декабре 1926 года советская внешняя разведка получила информацию о подготовке нового покушения на Чичерина. На сей раз покушение готовила группа во главе с неким полковником Эдгардом и авантюристом Иваном Миансаровым. Заказчиком покушения выступал великий князь Андрей Владимирович, муж знаменитой балерины Матильды Кшесинской и брат лидера движения кирилловцев великого князя Кирилла Владимировича. Впрочем, относительно причастности князя к организации теракта у аналитиков советской внешней разведки были сомнения — на Лубянке не исключали, что реальные заказчики просто хотят скомпрометировать кирилловцев. Однако факт подготовки теракты был несомненен.
Покушение на Чичерина планировалось осуществить на его пути из Москвы в Берлин, на отрезке между Кёнигсбергом и Дирхау. Однако, получив информацию от разведки, в Москве изменили маршрут поездки наркома: Чичерин отправился морем. Следующая попытка теракта планировалась во Франции, однако и там подступиться к советскому наркому террористам не удалось: заранее проинформированная советской стороной французская полиция была начеку.
Выстрелы в Варшаве
Все покушения на жизнь Чичерина провалились — а вот советский полпред в Польше Пётр Войков был убит 7 июня 1927 года не в последнюю очередь потому, что пренебрегал правилами безопасности. Резидент советской разведки сообщал из Варшавы: «Несмотря на предостережение, тов. Войков не соблюдал осторожности и отказывался от охраны. В день покушения комендант хотел сопровождать т. Войкова на вокзал, но последний отказался от этого». На вокзал полпред отправился для того, чтобы встретить возвращавшегося в Москву полпреда СССР в Великобритании Аркадия Розенгольца. Советские дипломаты побеседовали в станционном кафе; Войков проводил своего коллегу до вагона. У вагона на них и напали.
В заключении польского следствия покушение описывалось следующим образом: в момент, когда посланник Войков с Розенгольцем находились около спального вагона этого поезда, раздался револьверный выстрел, направленный в посланника Войкова. Стрелял неизвестный мужчина. Сначала Войков отступил и начал убегать. Нападающий стрелял следом, в ответ на что Войков выхватил из кармана револьвер и сделал несколько выстрелов в нападающего, потом зашатался и упал на руки подбежавшего старшего полицейского государственной полиции Ясинского. Нападающий, по приказанию подошедших полицейских властей, поднял руки вверх, бросил револьвер па землю и добровольно сдался полиции». Тяжело раненный Войков менее чем через час скончался в больнице.
Убийцей дипломата оказался девятнадцатилетний Борис Коверда. Он утверждал, что «убил Войкова за всё то, что большевики сделали с Россией»; и в советской, и в эмигрантской прессе его характеризовали как монархиста. Однако реальность была совершенно другой. Коверда был белорусом по национальности и работал в редакции выходившей в Вильно газеты «Белорусское слово», издаваемой белорусским националистом Арсением Павлюкевичем, в годы гражданской войны — одного из создателей националистического Временного белорусского совета. Именно с Павлюкевичем Коверда обсуждал планы теракта, и именно Павлюкевич дал молодому человеку деньги на билет до Варшавы. Павлюкевич был тёмной личностью; говорили, что он работал на польскую разведку, однако в 1928 году польские власти арестовали его как агента ГПУ.
Вторым соорганизатором убийства Войкова был редактор выходившей в Вильно же газеты «Новая Россия», бывший есаул Михаил Яковлев, в годы гражданской — командир прославившегося еврейскими погромами Волчанского отряда. Так же, как и Павлюкевич, Яковлев сотрудничал с польскими спецслужбами; во внутренних документах советской внешней разведки он фигурирует как человек, связанный со 2-м (разведывательным) отделом польского генштаба. От Яковлева Коверда получил оружие для теракта.
Создается впечатление, что за убийством Войкова стояла польская разведка. Это объясняет и дальнейшую судьбу убийцы: сначала Коверда был приговорён польским судом к пожизненному заключению, потом срок был снижен до 15 лет, а в 1937 году, после 10 лет отсидки, Коверда и вовсе был выпущен на свободу. Во время Великой Отечественной войны мы обнаруживаем его служащим в подразделении германской разведки — Зондерштабе Р Хольмстона-Смысловского.
Как защищали дипломатов
После убийства Войкова советская внешняя разведка оказалась буквально погребена под лавиной информации о подготовке терактов против советских дипломатов. Сообщалось о подготовке террористического нападения на полпредство в Берлине, об организации налёта на полпредство в Риге, о покушении на убийство полпредов в Греции, Австрии и Эстонии. Как минимум часть из этой информации была достоверной и требовала реакции.
Проблема заключалась в том, что за охрану советских дипломатов отвечала страна пребывания. И если во Франции, Германии и Италии полиция добросовестно реагировала на предупреждения советской стороны о готовящихся терактах, то в ряде стран на адекватную работу полиции рассчитывать не приходилось. Убийства Воровского в Лозанне и Войкова в Варшаве были ярким тому подтверждением.
Поэтому советская внешняя разведка не ограничивалась сбором агентурной информации о террористических намерениях среди эмигрантских организаций и передачей её местной полиции. Для защиты советских дипломатов также использовалась агентура, завербованная среди сотрудников местных спецслужб.
О том, как это происходило, мы можем судить по сообщению резидента Ковенской резидентуры ИНО ОГПУ Игоря Лебединского об обеспечении безопасности наркома иностранных дел Чичерина во время его визита в Каунас 23 декабря 1925 года. Подробно описав охрану, организованную местной политической полицией, резидент сообщал: «Мой источник № 13 руководил охраной т. Чичерина от политической полиции и в охрану подобрал лучших и надёжнейших сотрудников. <…> Остальные мои источники также мной были поставлены на ноги и всё время следили за т. Чичериным».
Источником № 13 был начальник отдела литовской политической полиции Пятрас Витульскис; как сотрудник политической полиции он отвечал за охрану советского наркома перед литовским правительством, а как агент советской внешней разведки — перед резидентом Лебединским. К сожалению, агентура такого уровня имелась у советской разведки далеко не во всех иностранных спецслужбах.
