«Дипломаты могут говорить друг другу публично самые жесткие слова, яростно защищать интересы своих стран, а после вместе сидеть и выпивать», — рассказал глава МИД России в интервью российскому журналу Esquire.
– «Вообще, дипломаты могут говорить друг другу публично самые жесткие слова, яростно защищать интересы своих стран, – Лавров делает глоток вина. – А после вместе сидеть и выпивать», — рассказал Сергей Лавров в интервью журналу Esquire.
– То есть при личных встречах все друзья и понимают всё, а потом публично принимаются совершенно противоположные, иногда абсурдные решения? – Я беру в руки бокал. – Получается как в анекдоте: по отдельности мы приличные люди, а все вместе – такое дерьмо.
– Это проблема большинства развитых политических систем, – улыбается Лавров, поправляя очки. Совсем как на той пресс-конференции, где прозвучало хрестоматийное теперь «Дебилы, бл…».
Фразы, ставшие мемами, – еще одна черта фирменного стиля Лаврова. До «дебилов» было еще предписываемое министру «Who are you to fucking lecture me (Кто вы такие, чтобы, черт побери, меня поучать. – Esquire)», якобы сказанное в разговоре с Дэвидом Милибэндом.
– Я сказал Милибэнду, что один из европейских министров в разговоре со мной тет-а-тет назвал Саакашвили fucking lunatic (чертов сумасшедший. – Esquire). Это англичане все переврали, – разъясняет Лавров, как все было на самом деле, пока в особняке на Спиридоновке собирается делегация Армении. […]
– Как бы вы одной фразой охарактеризовали наши отношения со Штатами?
– Ожидание, – практически без паузы отвечает министр. – Сегодня все развивается по инерции, поскольку на местах еще сидят люди Обамы. Мы не можем приступить к полноценной работе – команда Трампа еще не сформирована. Я не знаю, сколько времени это у него займет. Обама после Буша менял людей в течение восьми месяцев. Не думаю, что у Трампа получится быстрее. […]
МЫ ДОПИВАЕМ БОКАЛЫ. Лавров закуривает и предлагает мне. Я отвечаю ему, что бросил.
– Это вторая за сегодня, – доверительно сообщает министр. – Раньше садил по полторы пачки за день. Просыпался с сигаретой. Дальше сигарета вместо завтрака, сигарета после завтрака. Потом стал чуть тяжелее играть в футбол. Сначала бросил курить в машине, потом в кабинете. Потом перешел на четыре сигареты в день.
– Всегда завидовал тем, кто так умеет. У меня не получается. Либо курю запойно, либо не курю вовсе, – жалуюсь я.
– Дипломатическая выдержка, – смеется Лавров. – Обязан держать удар.
– Вы сегодня во сколько встали?
– Часов в семь. И лег вчера где-то около двух, – Лавров на секунду замирает, и я наконец вижу в его глазах усталость человека, который обязан держать удар последние двадцать три года: десять – на посту постоянного представителя России в ООН и еще тринадцать – на посту министра иностранных дел. Одна молодая сотрудница МИДа как-то поделится: «Мы не знаем другого Сергея Викторовича, он всегда – министр».
Мне хочется задать ему сакраментальный вопрос: «Зачем вы так долго этим занимаетесь? Можно ведь выбрать работу поспокойнее или вообще на пенсии мемуары писать?»…
О работоспособности министра иностранных дел ходят легенды. Приезжает в высотку на Смоленской чуть ли не первым, после любой командировки, сколь бы длительной она ни была. Эти рассказы, подтвержденные многочисленными очевидцами, создают полное ощущение, что Лавров не человек, а абсолютное оружие, предназначенное исключительно для отстаивания интересов государства на международной арене. Супергерой из блокбастеров в идеально сидящем костюме, которого и дома называют по имени и отчеству. Но супергероев теперь даже в кино очеловечивают – сценаристы придумывают им хобби, наделяют их страхами и юношеской ранимостью, спрятанной где-то в глубине души.
– А дома он что, тоже министр? – интересуюсь я у дочери Лаврова Екатерины, когда мы пьем кофе у нее в офисе. – Вот, например, он когда-нибудь проверял у вас домашнее задание, дневник, там, я не знаю… английский язык?
– Вообще-то папа не пропускал ни одного родительского собрания, пока мы жили в Нью-Йорке, – Катя укоризненно смотрит на меня. – Он проверял мои курсовые, учил водить машину, первым прочитал мою диссертацию.
– Отцы, как правило, контролируют своих дочерей, – я пытаюсь применить собственный опыт отца двоих девочек, – особенно если отец – постоянный представитель России при ООН.
– Он никогда не давил на меня. Не старался излишне опекать. Мне доверяли, – Катя улыбается. – Я росла очень свободным ребенком.
– Вы помните, что отец подарил вам на совершеннолетие?
– Песню. Папа подарил мне песню, которую сам сочинил и записал на диск. Это было на домашнем ужине. Он вообще такой, – Катя на секунду задумывается, подбирая нужное слово, – домашний.
Домашний. Я смотрю на акварели современных российских художников, развешанные по стенам Катиного офиса, и еще раз повторяю про себя: «Человек домашний».
В материале приведена выдержка из интервью, которое можно прочитать полностью на сайте журнала Esquire.
